Лекарь. Ученик Авиценны - Страница 151

151

— Мне осталось только, — Ибн Сина скривил рот в горькой усмешке, — доказывать свою любовь к ней все более и более крепкими настоями. — Он проводил ученика до дверей, поблагодарил и возвратился назад, к умирающей жене.

— Господин! — окликнул Роба чей-то голос. Обернувшись, он увидел громадного евнуха, охранявшего вторую жену. — Будь так любезен, ступай за мной.

Они прошли через дверь в стене сада, такую маленькую, что обоим пришлось согнуться, и оказались в другом саду, примыкавшем к южной башне.

— А в чем дело-то? — грубовато поинтересовался Роб.

Евнух не ответил. Что-то наверху привлекло внимание Роба, и он поднял глаза. Сквозь маленькое окошко на него смотрело закутанное в покрывало лицо. Глаза их встретились, потом женщина отвела взгляд, взметнулись покрывала, и окошко опустело.

Роб обернулся к рабу. Евнух слегка улыбнулся и пожал плечами:

— Она велела мне привести тебя сюда, господин. Очень хотела посмотреть.

***

Возможно, в ту ночь она и приснилась бы Робу, да только времени у него не было. Он зубрил законы о владении имуществом, и когда лампа уже почти догорела, услыхал, как по улице цокают копыта, потом замирают вроде бы у его порога.

Раздался стук в дверь. Роб подумал о грабителях и потянулся за мечом. Для гостей время слишком позднее.

— Кто там?

— Вазиф, господин.

Никакого Вазифа Роб не знал, но голос показался ему знакомым. Не опуская меча, он отворил дверь и увидел, что не ошибся. Перед ним, держа в поводу осла, стоял тот самый евнух.

— Тебя прислал хаким?

— Нет, господин. Она прислала меня, ибо желает, чтобы ты пришел.

Роб не знал, что ответить. Вышколенный евнух не посмел улыбнуться, но в его печальных глазах, от которых не укрылось замешательство зимми, вспыхнули искорки.

— Подожди, — грубо бросил ему Роб, захлопывая дверь.

Наскоро ополоснув лицо, он вышел за порог, вскочил на неоседланного гнедого и поехал по темным улицам вслед за громадным рабом, который босыми пятками вспахивал уличную пыль, возвышаясь на несчастном ослике. Они миновали один за другим дома, где жители мирно спали, свернули в переулок, где пыль была гуще и заглушала топот копыт, затем выехали в поле, примыкавшее к стене особняка Ибн Сины.

Через ворота в стене добрались до двери южной башни. Евнух отворил эту дверь и склонился, показывая, что дальше Роб пойдет один.

Все происходило почти так, как в посещавших его сто раз мечтах, когда он лежал в одиночестве и не было кому утолить его страсть. Темный каменный переход был близнецом лестницы в северной башне, он завивался подобно гигантской морской раковине, а вынырнув из него наверху, Роб очутился в гареме.

Горел светильник, и Роб увидел, что на устланной подушками циновке его ожидает она, персиянка, приготовившаяся к ночи любви. Ладони, стопы ног и лобок накрашены хной и блестят от масла. Груди его разочаровали — они были чуть больше, чем у мальчиков.

Роб снял покрывало с ее лица.

Волосы черные, также обильно смазанные маслом и туго обернутые косами вокруг головы. По пути он воображал себе запретные черты царицы Савской или Клеопатры, но с удивлением обнаружил вместо того очень привлекательную юную женщину с дрожащими губами, которые она непрестанно облизывала розовым язычком. Лицо, напоминавшее по форме сердечко, очень красивое, милое, с остреньким подбородком и коротким прямым носом. В тонкую правую ноздрю было продето маленькое металлическое кольцо — как раз такое, что туда мог пройти мизинец Роба.

Роб уже достаточно долго прожил в этой стране, и вид открытого женского лица волновал его кровь сильнее, чем выбритое тело.

— А почему тебя называют Деспиной Безобразной?

— Так распорядился Ибн Сина. Чтобы меня не сглазили, — объяснила она, пока Роб устраивался на циновке рядом с нею.

***

Наутро Роб с Каримом снова занялись фикхом, на этот раз законами о браке и разводе.

— Кто определяет условия брака?

— Брачный контракт составляет муж и представляет его жене, он же вписывает в контракт и махр, размер приданого.

— Сколько требуется свидетелей?

— Не знаю. Два, кажется?

— Верно, два. У кого в гареме больше прав — у второй жены или у четвертой?

— Права у всех жен одинаковы.

Они обратились к законам о разводе и его основаниям: бездетность, сварливый нрав, супружеская неверность.

По шариату за неверность полагалось побивать камнями, однако еще два столетия назад этот закон перестали применять. Все же уличенную в неверности жену человека богатого и знатного могли и ныне казнить обезглавливанием у калантара в тюрьме, но жен бедняков чаще всего жестоко секли палка

ми, и затем муж мог развестись с такой женой, а мог и не разводиться, как сам пожелает.

Шариат шел у Карима легче — он ведь воспитывался в семье правоверных и знал правила благочестия. Загвоздка была в фик-хе. Законов было так много, регламентировали они такое количество разных вопросов, что запомнить их все было просто невозможно, это Карим понимал. Роб поразмыслил над этим.

— Если ты не можешь вспомнить точную формулировку из фикха, тогда обратись к шариату или сунне. Ведь все законы основаны на проповедях и писаниях Мухаммеда. Значит, если ты не знаешь законоположения, обратись к религии или к жизни Пророка — возможно, преподавателей это удовлетворит. — Роб вздохнул. — По крайней мере стоит попробовать. А пока станем молиться и пытаться запомнить из фикха столько законов, сколько удастся.

На следующий день Роб в больнице сопровождал аль-Джузджани по всем комнатам и остановился вместе со всеми у циновки, на которой лежал худой маленький мальчик, именем Билал. Рядом с ним сидел крестьянин с покорным, терпеливым взглядом.

151