На ужин они заказали пирог с крольчатиной, и Роб съел его с большим удовольствием. Цирюльник же набросился не на еду, а на трактирщика.
— Если мне и удается найти в этом пироге мясо, то оно слишком жесткое или чересчур уж острое, сверх разумного, — ворчал он. — Ну, плату можно поднять. — И тут же спохватился: — Немного поднять.
— Действительно, приправы никуда не годятся, — поддержал его Роб. — Вот у вас такого никогда не бывает. Меня всегда да восхищало, как вы готовите дичь.
— Какую же плату ты сам считаешь справедливой? Для парня шестнадцати лет от роду?
— Я не хочу получать плату.
— Не хочешь платы? — Цирюльник поглядел на него с подозрением.
— Не хочу. Вы получаете доход от продажи Особого Снадобья и от лечения больных. Вот и я хочу получать доход от продажи каждого двенадцатого пузырька Снадобья и от лечения каждого двенадцатого пациента.
— Каждого двадцатого пузырька и каждого двадцатого пациента.
Роб заколебался всего на мгновение, потом кивнул, соглашаясь.
— Эти условия действительны один год, после чего подлежат пересмотру по обоюдному согласию.
— По рукам!
— По рукам, — спокойно ответил Роб.
Следующая кружка пива понравилась обоим, и оба усмехнулись.
— Ха! — воскликнул Цирюльник.
— Ха! — отозвался Роб.
К новым расходам Цирюльник отнесся со всей серьезностью. Когда они приехали в Нортгемптон, славившийся мастерами-умельцами, он нанял плотника, и тот сделал вторую загородку с занавесом, а уже в следующем городке на их пути, Хантингтоне, хозяин установил эту загородку недалеко от своей собственной.
— Пришло время тебе становиться на ноги, — сказал он Робу.
После представления и рисования портретов Роб водворился в загородке и стал ждать пациентов.
Посмеются ли они, едва взглянув на него? Или же, размышлял он, повернутся и встанут в очередь к Цирюльнику?
Первый пациент болезненно поморщился, когда Роб взял его за руки — ему на кисть наступила его же собственная старая корова.
— Лягнула и перевернула бадью с водой, стерва этакая. А потом, когда я подошел поставить на место, чертова скотина наступила мне на руку, вишь как?
Роб бережно придерживал поврежденную кисть и сразу позабыл обо всем постороннем. У пациента был большой кровоподтек, нестерпимо болевший. И кость была сломана — та, что идет от большого пальца. Важная кость. Робу потребовалось некоторое время, чтобы перевязать руку и наложить шину.
А вот следующая пациентка была как раз такой, какие наводили на Роба страх — худая старуха с суровым взглядом.
— Совсем оглохла, — сообщила она.
При осмотре оказалось, что уши не забиты серой, и Роб не представлял, чем он может ей помочь.
— Я не могу вам помочь, — сказал он с сожалением. Старуха покачала головой. — Я НЕ МОГУ ВАМ ПОМОЧЬ! — прокричал он.
— ТОГДА ПОПРОСИ ТОГО ЦИРЮЛЬНИКА, ДРУГОГО!
— ОН ТОЖЕ НЕ ПОМОЖЕТ!
Женщина заметно разгорячилась:
— НУ, И ЧЕРТ С ТОБОЙ... Я САМА ЕГО ПОПРОШУ!
Она заковыляла прочь, а Роб ясно слышал и смех Цирюльника, и веселье, охватившее прочих пациентов.
С горящим лицом он ждал за своим занавесом, когда к нему вошел юноша, должно быть, на год-другой старше самого Роба. Роб посмотрел на левый указательный палец больного и подавил готовый сорваться с губ вздох: палец уже давно омертвел.
— Не самое прекрасное зрелище.
У юноши побелели губы, но он заставил себя улыбнуться:
— Я рубил дрова для очага две недели назад и попал обухом по пальцу. Больно было, конечно, но казалось, что понемногу заживает. А потом...
Первый сустав почернел, выше все было воспалено, кожа стала бесцветной и покрылась большими волдырями, из которых сочилась кровавая жижа и шел отвратительный запах.
— А как ты его лечил?
— Да сосед посоветовал приложить влажной золы, смешанной с гусиным пометом, чтобы боль ушла.
Роб кивнул — в подобных случаях это было обычное средство.
— Ладно. Так вот, теперь развилась пожирающая болезнь — если ее не остановить, она сожрет сперва кисть руки, потом и всю руку целиком. И задолго до того, как она перейдет на тело, ты умрешь. Этот палец необходимо удалить.
Юноша храбро кивнул.
Теперь Роб позволил себе вздохнуть. У него не должно остаться ни малейших сомнений: ампутация была делом серьезным сама по себе, а этому парню придется зарабатывать себе кусок хлеба, оставшись на всю жизнь без пальца. И он пошел в загородку Цирюльника.
— Что-то нужно? — У Цирюльника вспыхнули искорки в глазах.
— Нужно показать вам кое-что, — ответил Роб и вернулся к своему пациенту; Цирюльник шел за ним, тяжело ступая.
— Я сказал больному, что палец надо удалить.
— Надо, — согласился Цирюльник и перестал улыбаться. — Это правильное решение. Тебе нужна помощь, парнишка?
Роб отрицательно покачал головой. Он дал больному выпить три флакончика Особого Снадобья, а потом тщательно приготовил все необходимое, чтобы не пришлось лихорадочно что-то отыскивать в середине операции или звать на помощь Цирюльника.
Взял два остро заточенных ножа, иглу с навощенной ниткой, короткую дощечку, корпию для перевязки и пилку с мелкими зубчиками.
Руку юноши он привязал к дощечке — ладонью кверху.
— Сожми в кулак все пальцы, кроме поврежденного, — велел ему Роб и замотал здоровые пальцы, чтобы они не мешали.
Позвал трех крепких мужчин из числа слонявшихся поблизости зевак: двое держали самого парня, третий удерживал дощечку.
Больше десятка раз он видел, как Цирюльник проводит такие операции, а дважды делал их сам, под надзором учителя, но в одиночку оперировал впервые. Хитрость здесь состояла в том, чтобы отрезать как можно дальше от участка омертвления, чтобы оно не распространялось, и в то же время сохранить все то, что можно.