Лекарь. Ученик Авиценны - Страница 185

185

Хуф хриплым голосом выкрикнул команду, и его конь пошел рысью вслед за царским слоном и скакуном Карима, потом потянулись цепью остальные слоны, вскоре скрывшиеся с площади. За ними последовала конница, а потом и верблюды. Затем шли сотни вьючных ослов с подрезанными ноздрями — чтобы вдыхать больше воздуха во время тяжелой работы. Замыкали шествие пехотинцы.

Роб снова оказался почти в хвосте походной колонны, в трех ее четвертях от головы — наверное, такое место навсегда закреплено за ним, если он путешествует в составе большого каравана. Это означало, что им с Мирдином придется мириться с вечными тучами пыли. Предвидя такой поворот событий, каждый из них загодя сменил свой тюрбан на кожаную еврейскую шляпу, которая лучше защищала и от солнца, и от пыли.

Робу тревожно было на верблюдице. Когда она опустилась на колени и Роб поместился на ней всем своим немалым весом, верблюдица громко заржала, потом поднялась на ноги, беспрестанно сопя и вздыхая. Езда была совершенно непривычной: Роб возвышался над землей значительно больше, чем при обычной верховой езде; он то кланялся, то откидывался, то покачивался из стороны в сторону, а сидеть было жестко, ибо под седлом у верблюдицы было меньше жира и плоти, чем у коня. Когда они проезжали по мосту через Реку Жизни, Мирдин оглянулся на Роба и усмехнулся.

— Ты еще привыкнешь и полюбишь ее! — прокричал он.

***

Полюбить верблюдицу Роб так и не сумел. Всякий раз, как ей представлялась такая возможность, она плевалась длинными, как веревки, сгустками слюны, пыталась даже кусаться, так что Робу пришлось связать ей челюсти. Когда он был на земле, она норовила лягнуть его задними ногами, точно заупрямившийся мул. Животное очень скоро стало раздражать Роба в любом положении.

Но ему нравилось ехать в окружении воинов — легко было представить, что это древнеримская когорта, и Робу нравилось воображать себя воином легиона, несшего повсюду свое понимание цивилизации. Правда, в конце каждого дня все очарование рассеивалось, когда они останавливались на отдых. Это вовсе не походило на аккуратный римский военный лагерь. Шах располагался в своем шатре, сидя на мягких коврах и слушая музыкантов, а вокруг, ловя его малейшие желания, суетилось множество поваров и прочей прислуги. Все остальные выбирали себе место на земле и ложились, закутавшись в одежду. В воздухе постоянно витал смрад от навоза и человеческих экскрементов, а когда подходили к ручью, то он становился невыносимо грязным еще прежде, чем они уходили дальше.

По вечерам, лежа в темноте на твердой земле, Мирдин продолжал учить Роба заповедям Бога евреев. Привычное занятие — преподавание и учение — помогало им забыть о неудобствах и дурных предчувствиях. Они изучали заповеди десятками, быстро продвигаясь вперед, и Роб отметил для себя, что военный поход — прекрасное время для учебы. Ровный голос Мир-дина и его ученые речи вселяли уверенность в том, что их ждут впереди более радостные дни.

Взятых с собой запасов еды хватило на неделю, а потом, как и было предусмотрено, провиант закончился. Сто пехотинцев были назначены фуражирами и двинулись впереди основного отряда. Они умело прочесывали все встречные деревни, и всякий день воины возвращались в лагерь, гоня перед собою стада коз или овец, неся кудахчущих кур или нагрузившись иной снедью. Самое лучшее отбирали для шаха, а остальное распределяли между всеми, и каждый вечер на сотне костров что-нибудь варилось или жарилось. Ели воины досыта.

Каждый раз, когда войско останавливалось на ночлег, проводился медицинский осмотр. Он происходил так, что из царского шатра все было видно, и это должно было охладить пыл симулянтов, но очередь к лекарям все равно выстраивалась длинная. Как-то вечером к ним подошел Карим.

— Ты что, поработать хочешь? Нам помощь очень даже не помешает, — сказал ему Роб.

— Мне запрещено. Я должен оставаться все время при шахе.

— А! — только и сказал Мирдин.

Карим криво усмехнулся:

— Вам, может быть, добавить еды?

— Нам и так хватает, — ответил Мирдин.

— Я могу раздобыть все, что вы захотите. Чтобы добраться до слоновьих питомников Мансуры, потребуется не один месяц. Можно сделать так, что в походе вы будете иметь все удобства, какие только возможно.

Робу вспомнился рассказ Карима о том, как войско, проходя через провинцию Хамадан, навлекло голодную смерть на его родителей. И подумал о том, скольким младенцам теперь, после прохода их отряда, разобьют голову о камни, чтобы спасти их от голодной смерти.

Потом он устыдился вражды, которую испытал к своему другу — Карим ведь не виноват в том, что они двинулись в поход на Индию.

— У меня есть одна просьба. В каждом лагере необходимо рыть канавы со всех четырех сторон, чтобы использовать их вместо уборных.

Карим согласно кивнул.

Его предложение было без проволочек претворено в жизнь с оглашением того, что этот порядок вводится по настоянию хирургов. Любви к ним это не прибавило — теперь каждый вечер усталым воинам приказывали еще и рыть канавы, а когда кто-нибудь просыпался ночью от колик в животе, то ему приходилось бродить, спотыкаясь, в потемках и отыскивать ближайшую канаву. Нарушителям, если их ловили, полагались удары палкой. Но вони в лагере поубавилось, а по утрам, снимаясь с лагеря, не приходилось смотреть под ноги, чтобы ненароком не ступить в кучу дерьма.

В большинстве своем воины смотрели на хирургов со скрытой неприязнью. От их глаз не укрылось, что Мирдин явился в отряд вообще без оружия, и Хуфу пришлось, ворча, выдать ему неуклюжий кривой меч, какие носили воины шахской стражи. Впрочем, Мирдин постоянно забывал надевать его на пояс. Кожаные шляпы также выделяли хирургов из всех прочих, как и их обыкновение вставать на заре и отходить от лагеря. Там они набрасывали на себя молитвенные покрывала, распевали свои молитвы и повязывали на руки кожаные ремешки. Мирдин тоже не переставал удивляться:

185