Лекарь. Ученик Авиценны - Страница 179

К оглавлению

179

— Когда вы наедине, читай вместе с нею свои молитвы. А как только сможешь, увези ее к своему народу.

Роб кивнул, задумчиво глядя на друга. Мирдин возненавидел его, когда счел евреем, изменившим своей вере. Но с тех пор, как узнал, что Роб сам из чужаков, он показал всю глубину своей дружбы.

— Аты задумывался когда-нибудь, — медленно проговорил Роб, — о том, что всякая вера не сомневается, что Бог лишь на ее стороне? Мы, вы, мусульмане — все утверждают, что только их вера истинная. А не может быть, что все три наши религии заблуждаются?

— Возможно, все три по-своему правы, — ответил на это Мирдин.

Роба охватило чувство нежности к другу. Мирдин скоро станет лекарем и воротится к своим родственникам в Маскат, и Роб тоже отправится восвояси, став хакимом. Они уж точно никогда больше не свидятся. И, заглянув в глаза друга, понял, что Мирдин думает о том же самом.

— А в раю мы не увидимся?

Мирдин грустно взглянул на него:

— Я непременно встречу тебя в раю. Клянусь!

— И я клянусь, — улыбнулся Роб.

Они крепко пожали друг другу руки.

— По моим представлениям, жизнь отделяется от рая рекой, — сказал Мирдин. — И если через эту реку переброшено много мостов, велика ли для Бога разница, по которому из них пришел к Нему человек?

— Думаю, что невелика, — согласился Роб.

Друзья тепло расстались и поспешили каждый по своим делам.

Роб в хирургическом отделении сидел вместе с двумя другими учениками и слушал аль-Джузджани, а тот говорил об особой деликатности предстоящей операции. Он не стал раскрывать имя больной, дабы не ставить под угрозу ее репутацию, но объяснил, что это близкая родственница человека известного и могущественного, страдает же она раком груди.

С учетом серьезности заболевания было дозволено пренебречь религиозным запретом, называемым аврат: согласно ему никто, кроме мужа, не может созерцать тело женщины от шеи до колен. Врачеватели могут нарушить этот запрет, чтобы произвести операцию.

Женщину уже накормили опиатами, напоили вином и принесли в операционную комнату в бессознательном состоянии. Сложения она была полного, а из-под покрывала на голове выбивались седоватые пряди волос. Покрывало было наброшено свободно, все тело полностью одето, обнажены только груди — очень большие, мягкие, дряблые. Стало быть, больная уже не молода.

Аль-Джузджани велел каждому из учеников по очереди осторожно ощупать обе железы, чтобы знать, как выглядит опухоль груди. Собственно, ее было видно и без всякого пальпирования — хорошо заметный выступ на левой груди, длиною с большой палец Роба и в три раза толще.

Роб наблюдал с большим интересом, он прежде никогда не видел, чтобы разрезали грудь человека. Аль-Джузджани вонзил нож в податливую плоть, кровь полилась потоком. Хирург вел разрез значительно ниже основания опухоли, желая захватить ее целиком. Женщина стонала, и лекарь работал быстро, он стремился окончить операцию прежде, чем больная очнется.

Роб увидел, что внутри груди помещаются мышцы, ячеистая серая плоть, сгустки желтого жира, как у начиняемого фаршем цыпленка. Ясно были заметны несколько розовых млечных протоков, которые сбегались к соску, словно рукава реки, соединяющиеся в устье. Должно быть, хирург задел один из протоков: из соска выступила капля красноватой жидкости, вроде розового молока.

Аль-Джузджани удалил опухоль и быстро зашивал рану. Робу показалось бы, что хирург нервничает, если бы такое было вообще возможно.

Она не иначе как родственница самого шаха, решил он. Возможно, тетушка. Не исключено, та самая, о которой Ала рассказывал ему в гроте — тетушка, посвятившая юного принца в тайны половой жизни.

Как только грудь зашили, стонущую и уже почти очнувшуюся пациентку сразу унесли из операционной. Аль-Джузджани тяжело вздохнул:

— От этого нет лечения. В конце концов рак убьет ее, мы же можем лишь попытаться замедлить его продвижение. — Он увидел за дверью операционной Ибн Сину и поспешил с докладом о проведенной операции, а ученики тем временем приводили операционную в порядок.

Вскоре Ибн Сина вошел в комнату, сказал Робу несколько слов, на прощание похлопал по плечу.

Сказанное главным лекарем ошеломило Роба. Он вышел из операционной и отправился в хазанат аш-шараф, где работал сейчас Мирдин. Встретились они в коридоре близ святилища аптекарей, и Роб увидел на лице друга отражение всех тех чувств, которые испытывал сейчас он сам.

— Тебя тоже?

Мирдин кивнул.

— Через две недели?

— Да. — Роб даже на губах ощущал привкус страха. — Я не готов к испытанию, Мирдин! Ты провел здесь четыре года, а я только три. Я еще не готов.

Мирдин улыбнулся, позабыв о собственных страхах.

— Готов ты, готов. Ты же был цирюльником-хирургом, да и все, кто учил тебя здесь, уже знают, чего ты стоишь. У нас же целых две недели, чтобы вместе подготовиться, а уж потом будем проходить испытание.

55
Рисунок

Ибн Сина родился в крошечном поселке Афшана близ деревни Хармейтан, а вскоре после его рождения семья перебралась в ближайший город, Бухару. Он был совсем еще маленьким, когда отец, сборщик налогов, договорился с учителем Корана и учителем литературы, чтобы они занимались с мальчиком, и к десяти годам он уже выучил весь Коран и отлично ориентировался в мусульманской культуре. Встретился отцу и ученый торговец овощами, некий Махмуд Математик — этот обучил мальчика индийскому счету и алгебре. И не успел подросток сбрить первый пушок с губ, как уже получил звание законника, а затем углубился в геометрию и труды Евклида. Учителя упрашивали отца разрешить одаренному юноше посвятить свою жизнь наукам.

179